встретить ни у одного земного существа. Мне не было оставлено ни одного шанса для спасительной ошибки. Вновь, несомненно, перед моими глазами были оставленные не более нескольких часов назад, по крайней мере, три следа, которые явно и богохульственно выделялись из удивительной вязи отпечатков человеческих ног, покрывавших дорожку к дому Эйкели. Это были адские следы живых грибов с планеты Йюггот, Тем не менее я взял себя в руки. Чего, в конце концов, я еще ожидал, если всерьез относился к письмам Эйкели? Он говорил, что установил мир с этими существами. Чего же странного в том, что одно из них посетило его дом? Но ужас, охвативший меня, был сильнее всяких доводов рассудка. Разве кто-нибудь может оставаться спокойным, впервые столкнувшись со следами когтей живого существа, прибывшего из открытых глубин космоса? Тут я увидел Нойеса, выходившего из дверей и приближавшегося ко мне быстрыми шагами. Мне необходимо, сказал я себе, ничем не выдать свое волнение, посколькудруг Эйкели может ничего не знать о глубоком проникновении того в сферу запретного.

Нойес поспешил сообщить мне, что Эйкели рад меня видеть и готов принять, хотя неожиданный приступ астмы не позволяет ему до конца исполнить роль гостеприимного хозяина еще, по крайней мере, день или два. Эти приступы очень сильно отражаются на нем, приводя к понижению температуры и общей слабости. Под их воздействием он обычно вынужден говорить шепотом, а также бывает немощен и неуклюж. У него распухли ступни и лодыжки, так что он был вынужден перебинтовать их, как старый англичанин, страдающий подагрой. Сегодня он в неважной форме, так что мне лучше самому спланировать свое время; хотя он жаждет поговорить со мной. Я найду его в кабинете, что слева от центрального входа, – там, где опущены шторы. Когда он болен, то предпочитает обходиться без солнечного света, потому что глаза его слишком чувствительны.

Когда Нойес попрощался со мной и укатил в своей машине на север, я медленно пошел по направлению к дому. Дверь осталась приоткрытой; но прежде, чем подойти к ней и войти в дом, я окинул взглядом весь дом, пытаясь понять, что мне показалось странным. Амбары и сараи выглядели весьма прозаично, и я заметил потрепанный «Форд» Эйкели в его объемистом неохраняемом убежище. И тут секрет странности открылся мне. Ее создавала полнейшая тишина. Обычно ферму хоть частично оживляют звуки, издаваемые различной живностью. Но здесь всякие признаки жизни отсутствовали, и вот это отсутствие, несомненно, казалось странным.

Я не стал долго задерживаться на дорожке, а решительно открыл дверь и вошел, захлопнув ее за собой. Не скрою, это потребовало от меня определенного усилия, и теперь, оказав шись внутри, я испытал сильнейшее стремление убежать отсюда. Не то, чтобы внешний вид здания был зловещим; напротив, я решил, что созданный в позднем колониальном стиле, он выглядел очень законченным и изысканным и восхищал явным чувством вкуса человека, который его строил. То, что побуждало меня к бегству, было очень тонким, почти неопределенным. Вероятно, это был странный запах, который я почувствовал, хотя для меня был привычным запах затхлости, присущий даже лучшим старинным домам.

Глава 7

Отбросив эти смутные колебания, я, следуя указаниям Нойеса, толкнул окантованную медью белую дверь слева. Комната была затемнена, о чем я был предупрежден; войдя в нее, я почувствовал тот же странный запах, который здесь был явно сильнее. Помимо этого, чувствовалась слабая, почти неощутимая вибрация в воздухе. На мгновение опущенные шторы сделали меня почти слепым, но тут извиняющееся покашливание или шепот привлекли мое внимание к креслу в дальнем, темном углу комнаты. В окружении этой темноты я разглядел белые пятна лица и рук; я пересек комнату, чтобы поприветствовать человека, пытавшегося заговорить. Как ни приглушено было освещение, я тем не менее догадался, что это действительно мой хозяин. Я много раз рассматривал фотографии, и, без сомнения, передо мной было это строгое, обветренное лицо с аккуратно подстриженной седой бородкой.

Но, вглядываясь, я почувствовал, как радость узнавания смешивается с печалью и тревогой; ибо передо мной было, несомненно, лицо человека очень больного. Мне показалось, что нечто более серьезное, чем астма, скрывалось за зтим напряженным, неподвижным лицом, немигающими стеклянными глазами; только тут я понял, как тяжело повлияло на него пережитое. Случившегося было достаточно, чтобы сломать любого человека, и разве любой, даже молодой и крепкий, смог бы выдержать подобную встречу с запретным? Неожиданное и странное облегчение, догадался я, пришло к нему слишком поздно, чтобы спасти от серьезного срыва. Зрелище бледных, вялых рук, безжизненно лежащих на коленях, вызвало у меня укол сострадания. На нем был просторный домашний халат, а шея была высоко обмотана ярким желтым шарфом.

Тут я заметил, что он пытается говорить тем же сухим шепотом, каким приветствовал меня. Поначалу было трудно уловить этот шепот, поскольку серые усы скрывали движения губ, и что-то в его тембре сильно меня беспокоило; но, сосредоточившись, я вскоре смог хорошо разбирать его слова. Произношение явно не было местным, а язык отличался даже большей изысканностью, чем можно было предположить по письмам. – Мистер Уилмерт, если не ошибаюсь? Извините, что я не встаю поприветствовать вас. Видимо, мистер Нойес сказал, что я неважно себя чувствую; но я не мог не принять вас сегодня. Вам известно содержание моего последнего письма – но у меня есть еще многое, что я хотел бы сообщить вам завтра, когда буду получше себя чувствовать. Не могу выразить, как приятно мне лично познакомиться с вами после нашей переписки. Надеюсь, вы захватили с собой письма? А также звукозаписи и фотографии? Ноейс оставил ваш саквояж в прихожей – вы, наверно, заметили. К сожалению, нам придется отложить разговор, так что сегодня вы можете располагать своим временем. Ваша комната наверху – прямо над этой, а ванная возле лестницы. Обед для вас оставлен в столовой – через дверь направо – можете воспользоваться им в любое время. Завтра я смогу проявить большее гостеприимство, а сейчас, прошу извинить, чувствую себя слишком слабым. Будьте, как дома, – можете оставить письма, запись фонографа и фотографии здесь, на столе, прежде чем подниметесь к себе наверх. Мы с вами обсудим все это здесь – видите, в углу находится фонограф.

Благодарю вас, но ваша помощь не потребуется. Эти приступы уже давно мучают меня, так что я привык к ним. Загляните ко мне ненадолго перед сном. Я ночую здесь; я часто так делаю. Утром мне наверняка будет лучше, так что мы сможем с вами заняться нашими делами. Вы, конечно, понимаете, что мы столкнулись с проблемой колоссальной важности. Нам, единственным на земле, открылись бездны пространства, времени и знания, превосходящие все, что до сих пор было доступно науке и философии человечества.

Знаете ли вы, что Эйнштейн был неправ и что существуют объекты, способные перемещаться со скоростью, превышающей скорость света? Существуют также способы перемещения вперед и назад во времени, так что можно увидеть и ощутить прошлое и будущее. Вы и представить себе не можете, до какой степени ушли вперед эти существа в области научных знаний. Для них нет буквально ничего невозможного в области манипуляции с сознанием и телом живого существа. Я надеюсь совершить путешествие на другие планеты и даже на другие звезды и в другие галактики. Первым будет посещение планеты Йюггот, ближайшего из миров, на селенного этими существами. Это странная темная сфера на самом краю солнечной системы, до сих пор неизвестная нашим астрономам. Но я писал вам об этом. Настанет день, когда оттуда будет направлен на нас управляемый поток сознания, и планета в результате будет открыта людьми – или же один из их союзников здесь даст намек ученым.

Там, на Йюгготе, имеются огромные города – гигантские многоярусные сооружения из черного камня, подобного тому образцу, который я